Том 23, Произведения 1879-1884, Полное собрание сочинений

Разумное знание в лице учёных и мудрых отрицает смысл жизни, а огромные массы людей, всё человечество - признают этот смысл в неразумном знании. <...> Я знал, что я ничего не найду на пути разумного знания, кроме отрицания жизни, а там в вере - ничего, кроме отрицания разума, которое ещё невозможнее, чем отрицание жизни. <...> По разумному знанию выходило так, что жизнь есть зло, и люди знают это, от людей зависит не жить, а они жили и живут, и сам я жил, хотя и знал уже давно то, что жизнь бессмысленна и есть зло. <...> Разумное знание привело меня к признанию того, что жизнь бессмысленна, жизнь моя остановилась, и я хотел уничтожить себя. <...> Я, естественно, обратился прежде всего к верующим людям моего круга, к людям учёным, к православным богословам, к монахам-старцам, к православным богословам нового оттенка и даже к так называемым новым христианам, исповедующим спасение верою в искупление. <...> Понятие бога - не бог, - сказал я себе. <...> По объяснению этих богословов основной догмат веры есть непогрешимая церковь. <...> Я говорил себе, что божеская истина не может быть доступна одному человеку, она открывается только всей совокупности людей, соединённых любовью. <...> Если ектения всё яснее и яснее становилась для меня в главных своих словах, если я объяснял себе кое-как слова: "пресвятую владычицу нашу богородицу и всех святых помянувше, сами себе, и друг друга, и весь живот наш Христу богу предадим", - если я объяснял частое повторение молитв о царе и его родных тем, что они более подлежат искушению, чем другие, и потому более требуют молитв, то молитвы о покорении под ноги врага и супостата, если я их объяснял тем, что враг есть зло, - молитвы эти и другие, как херувимская и всё таинство проскомидии или "взбранной воеводе" и т. п., почти две трети всех служб или вовсе не имели объяснений, или я чувствовал, что я, подводя им объяснения, лгу и тем совсем разрушаю своё отношение к богу, теряя совершенно <...>