Л.Н.Толстой
ЮНОСТЬ
-------------------------------------------------------------Москва,
"Правда", 1987
OCR: Michael Seregin
--------------------------------------------------------------Глава
I. ЧТО Я СЧИТАЮ НАЧАЛОМ ЮНОСТИ
Я сказал, что дружба моя с Дмитрием открыла мне новый взгляд на жизнь,
ее цель и отношения. Сущность этого взгляда состояла в убеждении, что
назначение человека есть стремление к нравственному усовершенствованию и
что усовершенствование это легко, возможно и вечно. Но до сих пор я
наслаждался только открытием новых мыслей, вытекающих из этого убеждения,
и составлением блестящих планов нравственной, деятельной будущности; но
жизнь моя шла все тем же мелочным, запутанным и праздным порядком.
Те добродетельные мысли, которые мы в беседах перебирали с обожаемым
другом моим Дмитрием, чудесным Митей, как я сам с собою шепотом иногда
называл его, еще нравились только моему уму, а не чувству. Но пришло
время, когда эти мысли с такой свежей силой морального открытия пришли мне
в голову, что я испугался, подумав о том, сколько времени я потерял даром,
и тотчас же, ту же секунду захотел прилагать эти мысли к жизни, с твердым
намерением никогда уже не изменять им.
И с этого времени я считаю начало юности.
Мне был в то время шестнадцатый год в исходе. Учителя продолжали ходить
ко мне, St. - Jerome присматривал за моим учением, и я поневоле и неохотно
готовился к университету. Вне учения занятия мои состояли: в уединенных
бессвязных мечтах и размышлениях, в деланиях гимнастики, с тем чтобы
сделаться первым силачом в мире, в шлянии без всякой определенной цели и
мысли по всем комнатам и особенно коридору девичьей и в разглядывании себя
в зеркало, от которого, впрочем, я всегда отходил с тяжелым чувством
уныния и даже отвращения. Наружность моя, я убеждался, не только была
некрасива, но я не мог даже утешать себя обыкновенными утешениями в
подобных случаях. Я не мог сказать, что у меня выразительное, умное или
благородное лицо. Выразительного ничего не было - самые обыкновенные,
грубые и дурные черты; глаза маленькие серые, особенно в то время, когда я
смотрелся в зеркало, были скорее глупые, чем умные. Мужественного было еще
меньше: несмотря на то, что я был не мал ростом и очень силен по летам,
все черты лица были мягкие, вялые, неопределенные. Даже и благородного
ничего не было; напротив, лицо мое было такое, как у простого мужика, и
такие же большие ноги и руки; а это в то время мне казалось очень стыдно.
Глава II. ВЕСНА
В тот год, как я вступил в университет, Святая была как-то поздно в
апреле, так что экзамены были назначены на Фоминой, а на Страстной я
должен был и говеть и уже окончательно приготавливаться.
Погода после мокрого снега, который, бывало, Карл Иваныч называл "сын
за отцом пришел", уже дня три стояла тихая, теплая и ясная. На улицах не
видно было клочка снега, грязное тесто заменилось мокрой, блестящей
мостовой и быстрыми ручьями. С крыш уже на солнце стаивали последние
капели, в палисаднике на деревьях надувались почки, на дворе была сухая
дорожка, к конюшне мимо замерзлой кучи навоза и около крыльца между
камнями зеленелась мшистая травка. Был тот особенный период весны, который
сильнее всего действует на душу человека: яркое, на всем блестящее, но не
жаркое солнце,
ручьи и проталинки, пахучая свежесть в воздухе и
нежно-голубое небо с длинными прозрачными тучками. Не знаю почему, но мне
кажется, что в большом городе еще ощутительнее и сильнее на душу влияние
этого первого периода рождения весны,
- меньше видишь, но больше
предчувствуешь. Я стоял около окна, в которое утреннее солнце сквозь
Стр.1