Алексей Толстой. Рукопись, найденная под кроватью
----------------------------------------------------------------------Авт.сб.
"Эмигранты". М., "Правда", 1982.
OCR & spellcheck by HarryFan, 2 July 2001
----------------------------------------------------------------------Вранье
и сплетни. Я счастлив... Вот настал тихий час: сижу
дома, под
чудеснейшей лампой, - ты знаешь эти шелковые, как юбочка балерины, уютные
абажуры? Угля - много, целый ящик. За спиной горит камин. Есть и табак, -
превосходнейшие египетские папиросы. Плевать, что ветер
рвет
железные
жалюзи на двери. На мне - легче пуха, теплее шубы - халат из пиринейской
шерсти. Соскучусь, подойду к стеклянной двери, - Париж, Париж!
Стар, ужасно стар Париж. Особенно люблю его в сырые деньки. Бесчисленны
очертания полукруглых графитовых крыш, оттуда
мансардные окна. А выше - трубы, трубы, трубы, дымки. Туман
весь город раскинут чашей, будто выстроен из голубых теней. Во мгле висит
солнце. Воздух влажен и
наслаждаюсь. Беру
нежен: сладкий, пахнущий ванилью, деревянными
мостовыми, дымком жаровен и каминных труб, бензином и духами - особенный
воздух древней цивилизации. Этого, братец мой, никогда не забыть, - хоть
раз вдохнешь - во сне припомнится.
Пишу тебе и
кресле. Как славно ветер рвет жалюзи, пощелкивают
сладострастия приятно, - вот так, в тишине, - вызвать
прошлого.
Не вообрази себе, что я
собрался
памяти
залежи
папиросу, закуриваю, откидываюсь в
в камине угли. До
из
рассейское, исступленное сладострастие: бить себя в расхлыстанную
каяться. Ненавижу, о, ненавижу
грудь,
выворачивать срам, вопить кликушечьим голосом... "Гляди, православные, вот
весь Я - сырой, срамной. Плюй мне в харю, бей по глазам, по сраму!.." О,
харя губастая, хитрые, исступленные глазки... Всего ей мало, - чавкает в
грязи, в кровище, не сыта, и - вот последняя сладость: повалиться в пыль,
расхлыстаться на перекрестке, завопить: "Каюсь!.." Тьфу!
Нет, я давно уже содрал с себя позорную
кожу. Паспорт - русский, к
сожалению. Но я - просто обитатель земли, житель без отечества и временно,
надеюсь, в стесненных обстоятельствах. Хотя у меня даже есть преимущество:
свобода, голубчик. Никому я ничем не обязан. Вот солнце, вот я, - закурил
папиросу и - дым
руководствующийся исключительно сводом гражданских
вот - мое отечество, моя
под солнце. Идеальное
мораль, мои
состояние. Я
-
и уголовных
человек,
законов:
Попробуй мне растолковать, что я живу дурно, не нравственно. Виноват, а
свод законов? Зачем же вы его тогда писали? Что вы
традиции. Я дьявольски лоялен.
еще от меня хотите?
Добра? А что это такое? Это можно кушать? Или вы требуете от меня любви к
людям? А в четырнадцатом году, в августе месяце - о чем вы думали? Ага!
Шалуны, милашки! За время войны я уничтожил людей и вещей ровно
столько,
сколько мне было положено для доказательства любви к людям и отечеству. Со
стороны любви - я чист. Или вы хотите от меня чести? Старо, голубчики. Ни
георгиевских крестов, ни почетных легионов не принимаю. За честь
деньги
надо платить, тогда честь - честь. А ленточки - это дешевка, - мы не дети.
Удивительно, живешь и все больше убеждаешься, - какая сволочь
люди, -
унылое дурачье. Я уж не говорю про - извините за выражение - Рассею. На
какой-то узловой станции был обычай расстреливать жидов и
нужнике. Этот самый нужник - вся Рассея. Вымрет, разбежится, будет
место. Сто лет на ней, проклятой, никто
большевиков в
пустое
Петербург? Морозное утро, дымы над городом. Весь
не станет селиться. А помнила
город - из
серебра.
Завывают, как вьюга, флейты, скрипит снег, - идут семеновцы во дворец. Пар
клубится, иней на киверах, морды гладкие, красные. Смирн-а-а! Красота,
силища. О, мужичье проклятое! Предатели! Шомполами, шомполами!.. Ну, да к
черту...
Французишки тоже хороши: салатники, - покажешь ему франк, скалит гнилые
зубы. А попроси помочь, попробуй, - оглянет тебя, как будто сроду
сукина сына не видел, и
национальная гордость. А кто
такого
в лице у
него изображается
вас на Марне спас,
оскорбленная
бульонные ноги,
лизоблюдники? Да, да, к черту...
А в участках у них городовые - ажаны - первым делом бьют тебя в ребра и
в голову сапогами, это у них называется "пропускать через табак". Не умру,
дождусь, заложу я когда-нибудь динамитную шашку под Триумфальную арку. Все
в туманное небо смотрят
прозрачен,
Стр.1