Алексей Толстой. Эмигранты
----------------------------------------------------------------------Авт.сб.
"Эмигранты". М., "Правда", 1982.
OCR & spellcheck by HarryFan, 2 July 2001
----------------------------------------------------------------------Факты
этой повести исторически подлинны, вплоть до имен участников
стокгольмских убийств. Профессор Стокгольмского университета сообщил мне
подробности этого забытого дела. Остальные персонажи и сцены взяты по
возможности документально из материалов, из устных рассказов и личных
наблюдений. В первой редакции эта повесть называлась "Черное золото".
А.Толстой
1
Летом тысяча девятьсот девятнадцатого года ветер с океана приносил
короткие ливни, солнце сквозь разрывы облаков освещало мокрые асфальты
Парижа, бульвары, каштановые аллеи, аспидные крыши, полосатые парусины над
столиками кабачков, потоки потрепанных автомобилей, снова вернувшихся с
полей войны к услугам парижан и иностранцев.
Город испускал сложное благоухание. Центральные бульвары пахли бензином
и духами, боковые улички
-
ванилью,
овощами,
винными лавками,
непроветренными постелями, гигантские железо-стеклянные рынки - всеми
дарами моря и земли. В старых, взбирающихся на холмы извилистых улицах,
где жили те, чье мускульное напряжение наполняло город золотом и роскошью,
пахло жареной картошкой, мокрыми опилками кабачков, ацетиленовыми фонарями
уличных палаток, где жарились вафли и крутились пестрые рулетки.
Ветер с востока, с полей войны, разгонял пленительную лазурь полутеней,
солнце жгло зеркальный асфальт, сухо шелестела каштановая листва,
лоснились потом проборы у толстеньких гарсонов, смахивающих салфетками
пыль с мраморных столиков на тротуарах, нездоровье проступало на женских
лицах,
загримированных с послевоенной решительностью,
нехорошее
возбуждение - на лицах юношей, свинцовая усталость - под седыми усами у
стариков.
Ветер с полей войны, где под тонким слоем земли еще не кончили
разлагаться пять миллионов трупов промежуточного поколения французов,
немцев, англичан, африканцев, нагонял на город тление. Оно приносило
странные заболевания, поражавшие Париж комбинированными карбункулами,
рожей, гнилостными воспалениями, нарывами под ногтями,
неизученными
формами сыпи.
Мертвые, как могли, участвовали в виде стрептококковой пыли в
послевоенном празднике живых. Слезы все были пролиты, траур остался лишь в
черных оттенках мужских галстуков, женщины обнажились по пояс, и город с
часу дня до розовой зари надрывающе пел саксофонами.
Всюду, где был квадратный метр свободной площади, взвывала стальная
пластинка флексотона, мурлыкала скрипка, хрипела кривая дудка, стучали
дощечки, бухал турецкий барабан, и демобилизованный, плотно прижимая к
себе растопыренными пальцами женщину, шаркал и шаркал подошвами...
Каждый демобилизованный не прочь был бы устроить веселенькое побоище по
возвращении с войны. В конце концов, покуда дураки сидели в окопах, умные
не теряли времени в тылу. Но власть предоставила вернувшимся "защитникам
отечества" лишь мирным путем отыскивать себе место в жизни. Все было ново,
потрясено, сдвинулось, перемешалось. Франк падал, цены росли.
Руки, привыкшие к винтовке, не легко протягивались в окошечко кассира
за скудной субботней выручкой. Что ни
говори о прекрасной родине, а
ухлопать такую уйму народа, чтобы вновь одним - с парусиновым свертком
инструментов на плече благонамеренно шагать в дымах рассвета к гудкам
кирпичных корпусов, другим - проноситься по тем же мостовым в шикарных
машинах (сонные морды, завядшие бутоньерки, смятые груди смокинговых
рубашек), - тут можно было задуматься: "Так что же, выходит - ты чужое
счастье купил своей кровью? Дурак же ты, Жак!"
Правительство, обеспокоенное настроениями рабочих кварталов, стремилось
Стр.1