Владимир ТАН-БОГОРАЗ
ЧЁРНЫЙ СТУДЕНТ
Курьерский поезд летел с сумасшедшей быстротой, перерезывая широкий
американский континент от одного океана к другому. Ландшафты и виды
центральных штатов бесконечной чередой сменяли друг друга: большие города со
множеством фабричных труб, над которыми висели тучи чёрного дыма; деревни с
красивыми коттеджами,
вымощенные камнем,
освещённые электричеством;
бесконечные пшеничные и кукурузные поля, окаймлённые живыми изгородями; леса
и сады, озёра и реки, то широкие и спокойные, то узкие, тенистые, своенравно
прыгающие с камня на камень. Менялись и пассажиры, хотя их гладко выбритые
лица, пиджаки, купленные в магазине готового платья, и маленькие рыжие
чемоданчики с патентованным замком походили друг на друга больше, чем
ландшафты. Впрочем, к западу от Омаги и это однообразие стало исчезать; мы
въехали сначала в усатую, потом в бородатую страну, где джентльмены не
считают несообразным с их достоинством носить на лице украшение, дарованное
им природой. Каждый взгляд внезапно
полустёртое городской цивилизацией на американском востоке. Даже длинные
фигуры и худощавые лица переселенцев
характерно выделяться, как ходячие карикатуры, на фоне воловьих затылков и
одутловатых красных щёк, принадлежавших зажиточным фермерам. Постепенно
характер местности тоже изменился. Деревни стали реже, возделанные поля
исчезли; вместо зелёных всходов пшеницы явились кусты седоватой полыни и
жидкие пучки степной травы, скудно прораставшие из сухой и малоплодородной
песчаной почвы. В воздухе стало холоднее, на горизонте обрисовалась линия
голубоватых гор с белыми прожилками, обозначавшими ещё не стаявшие снега. Мы
поднялись на высокую плоскую пустыню, которая некогда разделяла обе половины
Америки хуже всякой китайской стены и даже теперь, церерезанная пятью
магистралями железных дорог, оживилась очень мало. Станции, попадавшиеся но
дороге, приняли убогий вид. Жалкие посёлки, носившие громкое название
"Сити",
имели какой-то временный характер.
Здесь жили современные
американские кочевники, которые привыкли при первой неудаче бросать
ненасиженное место и переходить за сотни миль, складывая свой багаж, вместо
верблюдов и лошадей, на платформы железной дороги. Многие дома, сшитые из
тонкого тёса, напоминали палатки. Зато на каждом шагу виднелись вывески
"салонов", т.е. попросту кабаков, с разными замысловатыми девизами. "Встреча
смелых", "Салон золотых ребят", "Свидание рудокопов" и т.п. Местами в
отдалении от полотна дороги забелели
одежды проезжающей публики сделались
мрачные
приобрёл своё особое выражение,
из Новой Англии неожиданно стали
настоящие палатки золотоискателей;
проще и грубее. Белые манишки и
воротнички с модным перегибом заменились фланеровыми рубашками. Вместо
блестящих цилиндров появились мягкие поярковые шляпы с широчайшими полями.
Замелькали лица, поражавшие выражением необузданной смелости,
взгляды из-под насупленных бровей, статные фигуры, сильные и ловкие от
постоянных скитаний по горам. Иные лица и фигуры до странности напоминали
сибиряков из-под какого-нибудь Барнаула или Нижнеудинска. Те же широкие,
неуклюжие спины, лохматые волосы, нос картошкой, круглые серые глаза.
Несколько раз мне положительно казалось, что я вижу старых знакомых: Ивана
Тридцати Восьми Лет, Ваську Сохатова или Алексея Пушных. С иными я был готов
заговорить на моём родном наречии, но они перекашивали рот и вместо широкой
и сочной русской речи испускали глухие и неопределённые англо-саксонские
звуки, похожие на скрип испорченной шарманки; и я умолкал и проходил мимо.
Наконец, у подножия Скалистых гор появились и индейцы, жалкие, ободранные,
кое-как прикрытые шерстяными одеялами, грубыми и красными, как попоны. От
них пахло водкой и дешёвыми сигарами, и они протягивали руку к пассажирам,
прося милостыню. Женщины их копошились у разодранных шатров, несколько
полунагих ребятишек копались в песке. Трудно было представить себе этих
жалких париев верхом на коне и с оружием в руках. Даже нищие цыгане на
Таганрогской ярмарке, которых я видывал в детстве, выглядели лучше и чище.
В нашем спальном вагоне население, впрочем, не менялось, так как тут
собрались пассажиры, ехавшие прямо в С.-Франциско. Был тут седой негоциант
почтенного вида с такой же седой женой, сохранившей, однако, следы прежней
красоты, и хорошенькой девятилетней дочкой. Это был один из "сорок девятых"
как называют в Калифорнии переселенцев, которые хлынули туда со всех сторон
после открытия золота в 49-м году. Когда-то и он пришёл в Калифорнию пешком
сзади телеги, на которой были сложены пара мотыг и заступ. Но теперь всё это
было давно забыто, и он был собственником нескольких очень выгодных линий
Стр.1