СТАНКЕВИЧ, Николай Владимирович [27.IX(9.Х).1813, с. Удеревка Острогожского у.
Воронежской губ. -- 25.VI(7.VII).1840, Нови, Италия; в том же году прах перевезен в Россию] -- эстетик,
философ, поэт. Детство провел в имении отца, богатого и практичного помещика, впоследствии много
помогавшего сыну. С. рос в большой семье (4 сестры и 5 братьев), в атмосфере доверия и любви.
Окончил Острогожское уездное училище (1823--1825) и частный благородный пансион в Воронеже.
Здесь в 1830 г. познакомился с А. В. Кольцовым и, оценив талант русского "самородка", содействовал
его литературному дебюту в столице (1831), а в 1835 г. на собранные по инициативе С. средства вместе с
В. Г. Белинским издал сборник стихов. В историю русской литературы и культуры вошел как создатель
"кружка Станкевича" (1831 --1839). Два последних года кружок существовал без участия С, в августе
1837 г. уехавшего за границу из-за обострившейся чахотки и для углубленных занятий философией с
известными профессорами-гегельянцами Берлинского университета. Кружок сложился вскоре после
поступления С. на словесное отделение Московского университета (1830, окончил в 1834); собрания
происходили в доме университетского преподавателя физики М. Г. Павлова и на др. московских
квартирах С. Среди участников кружка, объединявшего дворянскую просвещенную молодежь и
выходцев из разночинной среды, в разное время были Я. М. Неверов (ближайший друг С, которого он
ценил за твердость нравственных правил и "величайшую доброту"), поэты И. П. Клюшников и В. И.
Красов, с 1833 г.-- Белинский, К. С. Аксаков, А. П. Ефремов, А. А. Беер, П. Я. Петров, О. М. Бодянский,
М. А. Бакунин (близкие отношения с ним как наиболее восприимчивым философским
единомышленником установились в 1835 г., но к 1837 г. распались), позднее -- В. П. Боткин, М. Н.
Катков и др. Сохранившаяся переписка С. с членами кружка, с Т. Н. Грановским (друг С. с 1834 г. до
конца жизни; с ним и Неверовым С. тесно общался за границей, в Берлине они жили в одном доме), И. С.
Тургеневым (сблизившимся со С. в Риме и оставившим "Воспоминания о Станкевиче"), а также с
заграничными друзьями, в особенности Е. П. Фроловой,-- ценнейший памятник русской умственной
жизни 30 гг. Это редкий человеческий документ, запечатлевший личность С.-- разностороннюю,
романтическую, погруженную в высокие материи и вместе с тем натуру цельную, естественную,
простую в общении. "Тоску" С. по простоте, его сознательную "тягу к нормальности" отмечали все
современники. Переписка С. издана его племянником А. И. Станкевичем в 1914 г. (см. далее в ссылках:
"Переписка")"
Кружок С.-- кружок романтических идеалистов 30 гг.-- означил собой новую эпоху
интеллектуального и духовного состояния русского образованного общества. По непосредственной
своей ориентации кружок был шеллингианским -- в нем изучались и обсуждались философские системы
Ф. Шеллинга, позднее Гегеля (частично И. Канта и И. Г. Фихте), но по существу в кружке
формировалось во многих аспектах самостоятельное, "цельное", личностное мировоззрение.
Потребность в единой общей идее, обнимающей весь мир и дающей смысл миру и человеку, его
сознающему, ощущалась всеми членами кружка, она объединяла их независимо от склонности и
способности кого-либо из его участников к философской рефлексии.
"Старые шаткие верования" отцов, не дававшие крепости духу (С. надеялся через некоторое
время "упрочить веру умом" -- Переписка.-- С. 595), утрата после 1825 г. политических надежд,
"совершенная потеря мысленного и душевного центра" (Григорьев А. Литературная критика.-- М., 1967.-
С. 238), нараставшие сомнения в цели жизни и назначении человека (следствие общего, по мнению С,
"недуга -- тоски и недоверчивости к жизни" (Избранное,-- С. 132), охватывавшие все большее число
развитых личностей из разных сословий,-- вот те "свои" причины, почему учение Шеллинга о единстве
мира, едином смысле законов бытия, природы и человеческого духа стало знаменем кружка С. Если в
изучении Гегеля и пропаганде его системы С. принадлежит бесспорный приоритет, который с ним
вскоре разделит Бакунин и на некоторое время Белинский, то учение Шеллинга было известно в России
еще в 20 гг., им увлекались "любомудры" и московские профессора. Но именно в 30 гг. оно стало не
философским интересом, а обетованной землей молодых русских идеалистов. Они нашли в этом учении
"зарю утешения": человек "не потерян" в бесконечности творения, "в нем действует разумная жизнь всей
природы" (из статьи С. "Моя метафизика" // Стихотворения. Трагедия. Проза.-- С. 149--151), опору в
личном бытии и духовное спасение: "Грановский! веришь ли -- оковы спали с души, когда я увидел, что
вне одной всеобъемлющей идеи нет знания... и что все другое -- призрак" (Избранное.-- С. 149).
Шеллинг, таким образом, явился катализатором для новых поисков смысла жизни: из его постулата о
разумности всеобщей жизни С. выводит целое учение о назначении человека. Именно в человеке жизнь
мира приходит к "самоуразумлению" ("вся природа есть лестница, по которой я идет к полному
разумению в человеке" -- Переписка.-- С. 585), и он должен быть достоин этой высокой миссии,
постоянно самосовершенствуя и сознавая себя. Воспитание, "преображение" души, а в будущем -- целых
народов, развитие ее разума, воли, чувству ("и в философии, и в эстетике С. отстаивал права чувства, ему
важно было узаконить все надежды сердца" -- Анненков П. В. Н. В. Станкевич. Переписка и его
Стр.1