АНДРЕЙ СОБОЛЬ
КОГДА ЦВЕТЕТ ВИШНЯ
РАССКАЗ
Источник: Круг: Альманах артели писателей.М.; Л. Круг. 1925. [Кн.] 4. стр. 221 - . 238.
I.
Бумажные цветы.
Город мерз, коробился и застывал, как брюква, вышвырнутая за окно.
С утра до утра висел над городом сизый туман, - покрывало, сотканное морозными стежками в
перемежку с белесым дыханием приплюснутых труб.
И было все, как вчера, как пять, десять дней тому назад.
В партере гомозились полушубки, шинели, кожаные куртки на меху, будоражные папахи
кренились то влево, то вправо - откуда лучше видать. В проходе вился мокрый снежный след: густо
отпечатывали валенки, сапоги и бродни свой зимний шаг. Меж креслами натекали лужицы: всплакнув,
оттаивали валенки в ожидании тепла, света и музыки, чтоб опять уйти в ночь, в снег, в темень, потонуть
в сугробах.
На мраморной выщербленной стойке театрального буфета ледяными слезами слезились на двух
блюдцах конфетки-монпасишки, скулил позеленевший самовар, исходя морковной немочью.
За кулисами Эскамильо дул в посиневшие кулаки, Хозе сговаривался с губнаробразом о концерте
во "Дворце Коммуны". Губнаробраз, оперный покровитель, сам флейтист-любитель, обещал полпуда
пшена и ордер на шапку с наушниками.
Стуча каблуками, бежала сверху из женского холодильника Кармен, - из-под арестантско-серой
бекеши выбивался платок, пестрый, как майдан, ноги в туго натянутых красных чулках нетерпеливо и
зябко ждали звонка: чулок о чулок терся.
И было все, как пятнадцать, двадцать дней тому назад, - бумажный цветок в волосах, бумажный
цветок во рту, мреют мутные, точно госпитальные лампочки, и муть в голове и муть в глазах...
Но помни, Кармен: ты и сегодня должна смеяться и завлекать, плясать и ускользать сигарным
дымком, потому что в честь тебя по медвежьи топают обмякшие валенки.
Кармен, скорее бумажный цветок в копну буйных, черных волос, скорее цветок бумажный в
измученный, усталый рот!
Потом, потом в своей холодной комнатушке на улице Карла Либкнехта ты плотно замкнешь его,
зубы стиснешь и ничего не ответишь управделу Совнархоза, который несет к твоим красным нездешним
чулкам свою управдельческую, смешную, здешнюю, с купонами на сливочное масло, с совнаркомским
пайком, но такую пламенную любовь.
Ты не хочешь бумажной любви.
Ты так и сказала ему в воскресный, свободный от папок и ордеров, день, и опять плакал по
исходящей управдел, - за каждую слезинку его расплачиваются потом лилово-губые машинистки.
И было все, как вчера.
Бумажный цветок целовал Хозе, пряча его на своей тенорской ячневой кашей попорченной
груди, сигаретницы курили бумажные сигары и вихляли тощими бедрами.
И вдруг: стук в дверь женского холодильника и входит в уборную мохнатая бурка с башлыком
малиновым, а поверх бурки, поверх башлыка (будто тоже театрального) такие знакомые - чьи, чьи? -
непостижимо знакомые глаза.
И голос, - за далью лет как бы чужой, но каким-то своим, присущим оттенком близкий.
Только на одну минуту уйти в себя, одним мигом охватить: годы, Москву, Зиминский театр, эту
неуклюжую каменную пустошь, доломан гусарский на углу Кузнецкого, письмо - мужское, напорное,
Стр.1