Национальный цифровой ресурс Руконт - межотраслевая электронная библиотека (ЭБС) на базе технологии Контекстум (всего произведений: 634558)
Контекстум
.

Китайские тени

0   0
Первый авторСоболь Андрей Михайлович
Издательство[Б.и.]
Страниц7
ID10718
Кому рекомендованоПовести и рассказы
Соболь, А.М. Китайские тени : Рассказ / А.М. Соболь .— : [Б.и.], 1923 .— 7 с. — Проза .— URL: https://rucont.ru/efd/10718 (дата обращения: 19.04.2024)

Предпросмотр (выдержки из произведения)

Андрей Соболь КИТАЙСКИЕ ТЕНИ 320 с. <...> Вдоль и поперек, слева и справа, по диагонали, радиусам перерезают ее скоропалительные, стремительные -- время деньги; рукопожатия отменены, кончил дело, уходи, -- вывески трестов и синдикатов и вывески менее броские, более скромные уполномоченных Юга, Севера, Дона, Туркестана -хлопок; черное золото, жидкое; терпкая влага крымских погребов; меха собольи; кета амурская. <...> А в самой почти сердцевине московской лежит островок: омывают его со всех сторон московские хляби, а захлестнуть не могут и Троеручицу за синими огоньками лампадки не тревожат. <...> Синь, синь огонек -- и в сонной заводи кукует смешно и ласково деревянная кукушка на пороге своего деревянного домика, откуда струится сонное, мирное, непотревоженное время. <...> А грибная шляпка-головка еле держится: не точат московские хляби, но подтачивают червячки, извилистыми дорожками, лабиринтами изъедают древесину, дело свое делают, потому вдруг ночью начинается стрельба под обоями, и тогда бормочет про себя Гликерия Антоновна, почесывая теплый, в испарине живот: -- Ремонт нужен. <...> Потом со столика ночного берет часики -- хрустальный шарик, а внутри живая жизнь бьется, жизнь под стеклом плотным: стрелки шевелятся, отмеряют время смерти и время сущего (то тоже подарок Димы), -- к хрустальному шарику подносит спичку. <...> Катится по полу хрустальный шарик: остановилось время смерти и время сущего. <...> Поутру, когда входит тетка Гликерия с подносом, и кофе дымится, и сдобные булочки, набухают и подмигивают вострые изюминки, и тоненько звенит серебряная ложечка, и весталочкой сбоку белоснежная салфетка, опоясанная золотым с инициалом пояском, -- уже чинно лежат подушки и простыни на месте назначенном, и будто сквозь сон бормочет-тянет Надежда: -- За-аспала-ась я... <...> И присасывается тетка Гликерия к краю постели капотным в разводах задом и поит Надежду с ложечки: -- Золото ты мое. <...> И долу клонится <...>
Китайские_тени.pdf
Андрей Соболь КИТАЙСКИЕ ТЕНИ 320 с. Источник: А. Соболь. Человек за бортом. Повести и рассказы. М.: "Книгописная палата", 2001. -OCR и вычитка: Александр Белоусенко, февраль 2008. http://belousenko.com/ I Москва. Вдоль и поперек, слева и справа, по диагонали, радиусам перерезают ее скоропалительные, стремительные -- время деньги; рукопожатия отменены, кончил дело, уходи, -- вывески трестов и синдикатов и вывески менее броские, более скромные уполномоченных Юга, Севера, Дона, Туркестана -хлопок; черное золото, жидкое; терпкая влага крымских погребов; меха собольи; кета амурская. И вечером на Тверском бульваре слепой старик играет на флейте -- в стужь, в дождь, жару, все равно -- за две бумажные копеечки плачет флейта. В праздники горят щиты райкомов, к Профинтерну, к Коминтерну подъезжают автомобили, в час перерыва индус с японцем пьют чай бывшего Высоцкого, -- за долами, за морями темные, смуглые, желтые шепчут: "Ленин", -- за Страстной площадью, в комнатушке, где пять коек и одно оконце, бухарская девушка читает по складам: "Раскрепощение восточной женщины есть одно из...", чтоб завтра поутру ответить товарищу Зусману. И вечером на Тверском бульваре деревенской пастушьей жалейкой плачет стариковская флейта. А радиотелеграфист с Шаболовки вольной птицей мечется по воздушным волнам и тонким острием радиоприемника щекочет королей и премьер-министров, щекочет и спать не дает. А в самой почти сердцевине московской лежит островок: омывают его со всех сторон московские хляби, а захлестнуть не могут и Троеручицу за синими огоньками лампадки не тревожат. Синь, синь огонек -- и в сонной заводи кукует смешно и ласково деревянная кукушка на пороге своего деревянного домика, откуда струится сонное, мирное, непотревоженное время. II Островок. Вглубь, в глубь двора -- сереньким пятном, бедным, комочком незаметным, подслеповатыми, с бельмами-окошечками, к низенькому сарайчику -- и пятиэтажным, бывшим доходным домом вперед, наружу. В глубине сереньким комочком, рыжим брандмауэром наружу: к комиссарам всяким, к разным податным, муниобразным, соцстрахным со всякими отчислениями и анкетами, рыжим пятиэтажным четырехугольником на любое лояльное прочтение. И прячется островок. За рыжей махиной и не увидишь старого грибка, как в лесу за столетней сосной. А грибная шляпка-головка еле держится: не точат московские хляби, но подтачивают червячки, извилистыми дорожками, лабиринтами изъедают древесину, дело свое делают, потому вдруг ночью начинается стрельба под обоями, и тогда бормочет про себя Гликерия Антоновна, почесывая теплый, в испарине живот: -- Ремонт нужен. Надо поговорить с Димой. -- И засыпает, чтоб поутру снова забыть о стрельбе, и спит сладко, вкусно, точно уписывает слоеные пирожки, и чмокает во сне и не слышит, как в соседней комнате племянница Надежда мечется от стены к стене. Вторая ночь без сна -- сколько ночей может не спать человек, -- вторая ночь в ожидании первой вечерней звезды. И вот: стрельба под обоями -- думы о стрельбе на улице; тут червячки -- там люди ловят человека, и мчится из переулка в переулок человек, отстреливаясь от человека, от человеческой погони задыхаясь.
Стр.1