Юрий Львович Слёзкин (1885-1947).
Источник: "Новелла серебряного века",Москва, "Терра-Terra", 1994.
OCR и вычитка: Александр Белоусенко (belousenko@yahoo.com), 16 августа 2003.
ЮРИЙ СЛЁЗКИН
ПОЛИНА-ПЕЧАЛЬНАЯ
L'amour est un rossier quit
fleurit sur nos levres:
Plante dans notre coeur, il
boit le plus beau sang.
Et le vase empourpre, Saxe,
Chine ou vieux Sevres.
Se brise quand les fleurs vont
s'epanouissant...*
Romance
* Любовь -- это розовый куст, цветущий на наших губах. Зародившись в нашем сердце, он пьет
самую чистую кровь. И пурпурная ваза, подобная саксонской, китайской или старинной сервской,
разбивается, когда бутоны начинают раскрываться (фр.).
В нескончаемом потоке человеческих лиц и характеров, каких приходится наблюдать в короткие
дни нашей жизни, встречаются типы, поражающие нас с первого взгляда, вызывающие в нас невольное
любопытство, смешанное или с чувством восхищения, или с брезгливостью. Но чаще всего приходится
нам сталкиваться с людьми совершенно безразличными, с людьми, о которых ничего не сумеешь сказать
через минуту после того, что их увидел,-- так они бесцветны.
Но, может быть, эта серость только кажущаяся. Быть может, глядя на большинство людей, мы
улавливаем только общий тип, как бывает это с путешественником, впервые попавшим в чужую страну.
Быть может, это только недостаток внимательности: нас поражают лишь резкие особенности, и мы
беспечно проходим мимо скрытых, затаенных и, кто знает, наиболее значительных и характерных черт. И
не подтверждается ли мысль эта теми нежданными озарениями, когда случайно встреченный и забытый
вами человек внезапно оживает в вашей памяти в совершенно новом освещении, приобретает
определенные, ему только присущие черты, становится единственным в своем роде -- странно волнует
ваше воображение и часто вызывает горькую укоризну вашей близорукости и равнодушию.
Вот и сейчас вспомнил я об одной девушке, об одном обиженном природой существе, с бледным,
невыразительным лицом, каких тысячи, с лицом, которое только недавно выплыло предо мною из
туманного прошлого и всё более приковывает к себе мое внимание. Я вспомнил о Полине-печальной.
Будучи еще студентом, я часто ездил на каникулы к крестной матери своей -- княгине Прасковье
Сергеевне Соловецкой, имение которой находилось недалеко от нашего. Княгиня была чопорной,
подтянутой старушкой, вдовой вице-губернатора, с большими замашками барыни былых времен, но с
состоянием, уже приходящим в упадок. Зимою она жила в провинциальном городе, в собственном доме, а
на лето переезжала с целым штатом прислуги и бесконечным хвостом племянниц и внучек к себе в
усадьбу.
Большие каменные барские хоромы стояли на высоком холме, окруженные цветниками,
оранжереями и парком, спускающимся по склонам к обширному пруду.Широкая аллея старых каштанов
вела к соседнему холму, где возвышалась старинная церковь, строенная предками княгини.
Дом был очень велик, и, сколько бы гостей ни приезжало к старухе, всем находилось место, а во
многие комнаты даже никто и не захаживал. Убранство некоторых из них осталось прежнее, во вкусе
восемнадцатого столетия: стены были расписаны по штукатурке или увешаны сверху донизу огромными
темными картинами в золоченых рамах, среди которых можно было найти весьма ценные по достоинству
живописи. Мебель была резная, массивная и обитая штофом -- особого цвета в каждой комнате. Сам
воздух -- сыроватый, чуть затхлый, несмотря на то, что летом всюду раскрывались окна, дышал давно
угасшими днями -- пылью, плесенью, клеем, тлеющей материей и еще чем-то неуловимым, похожим на
нежные, необычайные духи, слегка кружащие голову.
Стр.1