Репников Александр Витальевич
«Мы запутались в паутине, сотканной из трагических противоречий нашего века»
(В.В. Шульгин и крушение монархии)
Количество мифов и легенд, связанных с жизнью и деятельностью В.В. Шульгина
весьма значительно. Изучая его биографию, приходится часто сталкиваться как со случайно
допущенными ошибками, так и с намеренными искажениями. Это не удивительно,
поскольку Василий Витальевич, проживший 98 лет, был не просто «очевидцем», но и
активным участником исторических событий.
Большое значение для написания биографии Шульгина имеют документы его
следственного дела, хранящегося в Центральном архиве ФСБ России. В материалах дела
содержится информация о дореволюционной деятельности Шульгина; прослеживается
эволюция его взглядов. Опись архивного следственного дела № Р–48956 (в 1 т.) год
производства: 1945–1947 в отношении Шульгина, впервые была опубликована А.В.
Репниковым и В.С. Христофоровым1. В 2003–2007 гг. ими же в журналах «Новая и новейшая
история», «Россия XXI», «Родина», и в ряде сборников была впервые осуществлена
публикация отдельных материалов из следственного дела Шульгина2. Полный текст дела,
снабженный вступительной статьей, комментариями, приложениями и впервые
извлеченными из архивов фотографиями, подготовленный В.Г. Макаровым, А.В.
Репниковым и В.С. Христофоровым, выйдет отдельной книгой в 2010 году. Цель данной
статьи – кратко остановиться на некоторых вехах жизненного пути Шульгина, показав
эволюцию его взглядов.
Известный своими монархическими и националистическими взглядами, Шульгин
2 марта 1917 г. вместе с А.И. Гучковым по поручению Временного комитета
Государственной думы выехал в Псков, где находился император Николай II и принял у него
отречение. «Некоторые не могут мне забыть, что ездил в Псков, писал Шульгин, а я не могу
им простить, что они попрятались во все дыры, когда все рушилось, а теперь могут упрекать
меня за то, что я осмелился поехать к Царю и принять неизбежный акт отречения во всем
уважении к Венценосцу, вместо того, чтобы вместе с ними забиться под диваны
Таврического, или иных дворцов и оттуда смотреть, как Чхеидзе и Нахамкес будут “читать
мораль” последнему русскому Государю», писал он впоследствии3. «Кульминационным
моментом выявления своей личности, – писал Е.А. Ефимовский – было участие В.В.
Шульгина в трагическом моменте отречения Императора Николая II; участие, ложно
истолкованное массой сторонников и противников этого исторического акта. Я как-то
спросил В.В.: как это могло случиться. Он расплакался и сказал: мы этого никогда не
хотели; но, если это должно было случиться, монархисты должны были быть около
Государя, а не оставлять его на объяснение с врагами»4. В недавней беседе на радиостанции
«Свобода» с И. Толстым историк О. Будницкий говорил по поводу данного поступка
Шульгина: «Это был реалистический взгляд на вещи. Он понимал, что если защищать
монархию, то должны быть те, кто готов это делать в оружием в руках, здесь и сейчас. А в
России была всеобщая эйфория. Когда сейчас всякие гопники, я по-другому не могу назвать
этих людей, начинают рассказывать сказки о каких-то заговорах, в результате которых
свергли монархию, что был верхушечный заговор, и вот так вот у народа украли тот строй, в
который он верил, исповедовал, и что это было безобразие, кучка заговорщиков и, конечно,
какие-то иностранцы? – это все полная чушь. Посмотрите, что произошло в России.
Всеобщее ликование по всей стране, никто не хотел монархии. Более того, даже в
Гражданскую войну, когда люди уже хлебнули прелестей большевистского режима, даже
белые не выдвигали лозунга восстановления монархии никогда. Ни один из вождей белого
движения не писал на своих знаменах о восстановлении монархии, понимая, что это лозунг
бесперспективный. Монархия себя настолько дискредитировала в России, что надеяться на
массовую защиту этой идеи не приходится, и Шульгин, кстати говоря, может быть, задним
Стр.1
числом писал, когда он увидел эти массы на улицах, эти толпы, которые шли к Таврическому
дворцу, где заседала Государственная дума, у него есть такая «замечательная» фраза:
«Пулеметов, вот чего бы мне хотелось», – записал потом Шульгин. Он тогда уже не верил в
положительность революционных событий, не верил, что это принесет России благо и, тем
более, победу в войне, и был готов, если бы было кому, в эту толпу стрелять. Но стрелять
было некому»5.
23 июня 1917 г. Шульгин вместе с несколькими депутатами Государственной думы
подал Верховному главнокомандующему заявление, содержащее набросок плана по
вербовке, снаряжению и обучению добровольцев: «Мы нижеподписавшиеся приняли
решение поступить добровольцами в Действующую армию, полагаем, этот наш шаг с
согласия Верховного Главнокомандующего, может быть использован для привлечения
некоторого, кроме нас, числа добровольцев. Соответственно с изложенным ходатайствуем
разрешить нам нижеследующее: 1) Открыть запись в добровольческий отряд (При Военной
Лиге, Сергиевская 46/48) 2) Приступить немедленно к обучению записанных
добровольцев»6. Он был участником частных совещаний Государственной думы, частного
совещания общественных деятелей в Москве, на котором 10 августа вошел в состав бюро по
организации общественных сил. 14 августа выступал на Государственном совещании в
Москве и, отвечая на речь А.Ф. Керенского, подчеркнул, что желал бы, чтобы власть
Временного правительства была действительно сильной. Критиковал в своей сентябрьской
статье объявление России республикой, полагая, что в этом случае правительство превысило
свои полномочия. В октябре 1917 г. переехал в Киев; возглавил «Русский национальный
союз». Отказался от участия в работе Предпарламента, но был выдвинут Монархическим
союзом Южного берега Крыма своим кандидатом на выборах в Учредительное собрание.
В ноябре–декабре 1917 г. в Новочеркасске вместе с М.В. Алексеевым Шульгин
принял активное участие в формировании Добровольческой армии. С марта 1918 по январь
1920 гг. возглавлял нелегальную тайную организацию «Азбука», которая занималась сбором
информации о политических настроениях в среде солдат, офицеров и населения,
политической разведкой, вербовкой офицеров в Белую армию. Сотрудничал с
Осведомительным агентством (Освагом). В мае–июне 1918 г. сотрудничал с Национальным
центром. В августе 1918 г. приехал в армию А.И. Деникина. В 1920 г. вместе с белыми
войсками покинул Крым. Перебравшись в Румынию, в числе других солдат и офицеров
Белой армии был выдворен за пределы страны. Вернувшись в Одессу, занятую красными
войсками, проживал там, на нелегальном положении, затем выехал в Крым, в армию П.Н.
Врангеля. Узнав, что его племянник арестован сотрудниками ЧК, пытался нелегально
проникнуть в Одессу, но не найдя племянника, вновь оказался в Румынии, откуда выехал в
Константинополь. 24 декабря 1920 г. отбыл на полуостров Галлиполи, где находились части
1-го армейского корпуса А.П. Кутепова. В начале 1921 г. вернулся в Константинополь. Затем
жил в различных европейских странах.
Постоянно обращаясь в своих книгах к дореволюционному прошлому, Шульгин делал
вывод, что «Николай II, это несчастный Государь, был рожден на ступенях престола, но не
для престола… у Николая II было множество семейных и человеческих добродетелей и
достоинств, но у него не было качеств, необходимых для царя: твердости и властности»7.
Когда Шульгин уже выйдет на свободу, и будет жить во Владимире, состоится диалог на эту
тему с приехавшими к нему гостями (в т.ч. публицистом Г.М. Шимановым, записавшим эту
беседу).
«После двух-трех фраз А.С. совершает удивительный для меня выпад против автора
“Дней”:
– Василий Витальевич, ведь, советуя императору Николаю Александровичу отречься
от власти, вы же способствовали фактически большевикам, – говорит он с жестковатою
укоризною.
И теперь, мне показалось, мнется уже Шульгин… Вернее, несмотря на свою
неподвижность, он, по-моему напоминает чем-то бабочку, пришпиленную иголкою живьем.
Стр.2