Александр Иванович Куприн
Черный туман
Петербургский случай
Текст сверен с изданием: А. И. Куприн. Собрание сочинений в 9 томах. Том 3. М.: Худ.
литература, 1971. С. 97- 408.
Помню отлично, как он приехал в первый раз в Петербург с своего ленивого, жаркого,
чувственного юга. Так от него и веяло черноземной силой, сухим и знойным запахом ковыля, простой
поэзией тихих зорь, гаснущих за деревьями вишневых садиков. Казалось, что конца не будет его
неистощимому степному здоровью и его свежей, наивной непосредственности.
Прямо с поезда вторгся он в меблированные комнаты, где я жил. Это было зимою, в семь часов
утра, когда на петербургских улицах еще горят фонари, а усталые клячи влекут по домам спящих ночных
извозчиков. Он был неумолим. Он не хотел слушать никаких доводов номерной девушки и говорил
зычным голосом на весь коридор:
-- Что ты мне будешь рассказывать? Хиба ж я его не знаю? Он же мне больше, чем родной брат!
Ну, чего там... показывай где!..
Мы вместе с ним учились в одной южной гимназии, где он, однако, курса не окончил. Я любил
его, правда, не больше, чем родного брата,-- это он преувеличил впопыхах,-- но все-таки любил искренно
и тепло. Однако, хотя я и сразу узнал его голос с этими гортанными, мягкими ?г?, с провинциальной
широтой диапазона,-- я не могу сказать, чтобы в первый момент я особенно сильно обрадовался. Знаете,
если человек проваландался целую ночь, по случаю первопутка, за городом и лег в постель около четырех
часов утра, да еще лег с не совсем свежей головой, и если еще при этом ему предстоит днем серьезная и
срочная работа... Словом, я ругался под своим одеялом и твердо решил, если он войдет, притвориться
спящим или мертвым, как жук, которого положили на ладонь.
Не тут-то было. Он ураганом ворвался ко мне в номер, облобызал меня со стремительной
радостью, поднял на руках с кровати, как ребенка, еще раз облобызал и принялся тормошить. На него
невозможно было сердиться. С мороза от него так вкусно пахло яблоками и еще чем-то здоровым,
крепким, усы и борода были мокры, лицо горело свежим румянцем, глаза блестели.
-- Ну, ну, чего там валяться, вставай! -- кричал он возбужденно.-- Вставай, а не то я тебе салазки
сейчас загну.
-- Послушай, ты, жалкий, несчастный провинциал,-- пробовал я его усовестить,-- у нас в
Петербурге никто не встает раньше одиннадцати. Приляг на диван, или спроси чаю, или пошли за
газетами и читай, но дай мне подремать хоть с полчаса.
Нет, на него ничто не действовало. Он был так начинен рассказами о прошлом и планами на
будущее, так переполнен новыми впечатлениями, что, кажется, готов был лопнуть под их напором, не
служи я ему в виде спасительного клапана. Во-первых, поклоны: оказывается, все меня до сих пор
помнят, любят и с удовольствием читают мои экономические статьи. Я был польщен и делал вид, что не
забыл ни одно из этих диковинных имен, всех этих Гузиков, Палабух, Лядушенко, Чернышей и прочих
добрых знакомых. Во-вторых, Петербург совершенно ошеломил его:
-- Черт его батька знает, какой городище! Что ты думаешь: у вокзала только одни лихачи стоят. Ни
одного ваньки!
-- Лихачи? -- спросил я с сомнением.
-- А ей-богу! Я, не разобравши, сел на одного, гляжу, а он на резинах. Ну, думаю, влетел я. Хотел
было уже назад лезть, да стыдно стало, тут городовой стоит и всех торопит. Хорошо еще, что дешево
отделался, всего полтора целковых.
-- Гмм... самое большое нужно было платить полтинник,-- заметил я.
-- Ну, это ты, братец, тоже бре-бре... Чтобы лихачу в такой конец полтинник?.. Ох, и улица же у
вас! А народ-то, господи,-- точно у нас на пароме. Так и бегут, так и бегут. А на одном мосту, братец,
четыре лошади. Ты видел? Здорово! Хорошо, братец, у вас живут!
Он так все время и говорил: у вас и у нас -- черточка, общая всем провинциалам. Немало поразили
его также и костры, разложенные по случаю сильного холода на перекрестках улиц.
-- Это же для чего? -- спрашивал он меня с наивным любопытством.
Я ответил совершенно серьезно:
-- Это, видишь ли, городская управа отапливает улицы. Для того чтобы в казенных учреждениях
Стр.1