Петр ДЕДОВ
ОЗВЕРЕНИЕ
Рассказ
«Четыре лапы ступают во след»
Редьярд Киплинг
По мнению швейцарского ученого Маттейя, домашняя собака происходит
не от шакала, как утверждалось ранее, а все-таки от волка. В клетках организма
шакала содержится по 74 хромосомы, тогда как и у волка, и у собаки их 78.
В ту пору, когда орды первобытных людей бродили по земле, кормясь
охотою, не исключено, что за этими охотниками следовали стаи волков,
подбирая остатки с отнюдь не вегетарианского «стола» наших древних предков,
а со временем, заинтересованные в том, чтобы охота человека была более
удачной, стали помогать ему в этом. Обладая тончайшим чутьем, начали
выслеживать зверя, нагонять его на охотников, даже помогать в убийстве. Такой
«скрепленный кровью» союз человека и волка — двух чуть ли не самых
кровожадных в природе хищников — постепенно привел к отношениям
взаимопомощи, а потом и к дружбе.
Да, волк, постепенно превратившийся в собаку, стал для человека
«четвероногим другом», а не просто домашним животным, как, например,
корова, овца или свинья.
Человек и собака заключили бессрочный договор, и хотя в отношении к
человеку собака всегда была подчиненной, все равно не рабой, а скорее
«меньшим братом».
Австрийский ученый Конрад Лоренц видел истоки этого добровольного
подчинения в самой стадной психологии волка-собаки. Он считал, что
постепенно с течением столетий в «лучших собачьих семьях» стало традицией
выбирать в качестве вожака стаи не собаку, а… человека, вождя, отца семейства.
Привязанность, верность, любовь собаки к своему хозяину нередко перерастает
в страсть.
В какой-то период, с переходом человека к оседлой жизни, своеобразное это
«приручение» волков тоже прекратилось. Произошло разделение: волк остался
диким в дикой же природе, собака прижилась к человеку. И нет теперь для волка
более ненавистного на земле существа, чем его дальние сородичи — собаки. Так
же, как и для собаки нет страшнее и опаснее врага, чем волк. И волк ненавидит
собаку даже сильнее, чем своего извечного врага — человека…
I
Белка была из породы сибирских лаек — длинноногая, подбористая, шерсть
пушистая, хвост калачом.
Стр.1
2
И при этом — выразительная и симпатичная мордашка: уши топориком,
глаза длинно вытянуты к вискам и чуть с косинкою — как у северных девушеккрасавиц.
Прямо
одно загляденье, а не собака! Но главное — веселый норов,
сообразительность и бьющая через край энергия. Выведут на улицу погулять —
у Белки заходится дух от буйной радости, она рвется с поводка, каждой жилкой,
каждой кровинкой желая свободы. Но какая на городской улице свобода? Серые
дома, серый снег в кучах сбоку тротуаров, только солнышко весеннее будто
гладит пушистую шерсть ласковыми лучами, и в этих лучах даже грязные,
мазутные лужи празднично сияют всеми цветами радуги.
Поначалу, бывая на улице, Белка шибко завидовала бездомным собакам.
Бегают себе на свободе, роются на помойках, грызутся между собой — вольная
волюшка! Когда Белку спускали с поводка, она так прямо и кидалась к ним с
заливистым дружелюбным лаем, готовая на любые собачьи игры и проделки. Но
Хозяйка всякий раз сдерживала ее пыл строгим окриком:
— Назад! Еще заразы ты не подцепила от этих шатох!
Со временем Белка и сама стала чуять разницу между собой и шатохами,
как называла бродячих собак Хозяйка. И выходило, что не такая уж сладкая была
их воля. Все они были худые и вечно голодные, никогда не мытые, с
опаршивевшей, скатавшейся колтунами шерстью, избитые и искусанные, и даже
в повадках их было что-то рабское, унизительное, — словно бы они были
виноваты перед всеми только за то, что незаконно родились на белый свет, и вот
живут без хозяина и дома, гонимые и всеми презираемые.
В стае, которая часто посещала помойки того дома, где жила Белка,
особенно выделялся огромный пес породы русских овчарок. Был он стар и
настолько худ, что наполовину облезлая шкура не могла прикрыть ребра. Но
выделялся он не только этим, а своими страшными увечьями. У кобеля когда-то
была перебита правая передняя нога, она плохо срослась и стала короче, так что
при ходьбе он словно бы кивал огромной головою, словно бы отвешивал земные
поклоны. Левый глаз был выбит, оба уха измочалены в драках, да и на всей
шкуре живого места не найти: старые шрамы, свежие струпья, вонючие
гнойники…
Да, постепенно Белка осознала правоту своей Хозяйки, которая с
брезгливым презрением относилась к шатохам, и у нее тоже зародилось некое
высокомерие, настолько сильное, что она даже усвоила ее привычки и манеры.
Однажды они с Хозяйкой вышли на вечернюю прогулку. Как всегда,
Хозяйка спустила собаку с поводка на короткое время, а сама отвлеклась,
разговорившись с соседкой. Обрадованная Белка шмыгнула за угол дома, и тут
столкнулась носом к носу с большущим рыжим кобелем — вожаком знакомой
стаи шатох. Стая мгновенно окружила Белку, несколько собак с какой-то
неистовой злобою кинулись на нее. Она еще не понимала, что такое страх и стала
отбиваться, огрызаясь и волчком крутясь на месте, но когда навалилась вся стая
и ревущим клубком покатилась по грязным лужам, Белку обуял смертельный
ужас, и неизвестно, чем бы все кончилось, если бы во время не подоспела
Хозяйка…
Стр.2
3
С тех пор вместе с брезгливостью к этим грязным и злым существам, в ней
поселилась боязнь.
За мокрой, безалаберно-веселой весной тем временем прикатило жаркое и
сухое лето с вонючими и плавкими асфальтовыми дорожками, на которых легче
найти, к примеру, хозяина по отпечатку его подошвы, чем учуять по запаху.
Летом собакам в городе вообще тяжко: теплую шубу не снимешь, выкупаться
негде, а, главное, из-за множества резких и устойчивых запахов, из-за
отвратительно щекочущего ноздри тополиного пуха напрочь теряется чутье. А
собака без чутья — хуже, чем слепая или глухая…
Но всему свой черед, и вот наступила осень — с желанной прохладою, с
грохочущими по дорожкам сквера сухими листьями тополей, с продувными
ветрами, которые приносили в город из неведомых краев тревожные,
необъяснимо-зовущие к себе запахи степных просторов, лесов и болот, —
вязкие, сладко сосущие сердце запахи!
Жить бы да радоваться, но тут Белка стала все чаще чуять приближение
беды. Тревога исходила от Хозяйки, большой и сердитой бабы, которая и
никогда-то не была с Белкой ласковой, а к осени совсем как сдурела: бесперечь
орала на собаку, кормить стала худо, на прогулки водить ленилась, а то и пускала
в ход свои толстые и тяжелые ноги: поддавала Белке под брюхо пинком, толкала
в бок острым каблуком туфли.
Белка догадывалась, когда речь заходила о ней: кое-какие относящиеся к
ней слова она запоминала навсегда, и уж конечно настораживалась, когда в
разговоре упоминалось ее имя. А хороший для нее или плохой был этот разговор,
она интуитивно чувствовала по тону голосов, по жестам говорящих, по
выражениям их лиц, даже по глазам.
А этой осенью и вовсе стали говорить о Белке только плохо. По вечерам,
когда хозяин возвращался с работы и садился ужинать, Хозяйка пристраивалась
напротив и начинала тихо и по-кошачьи вкрадчиво, словно бы мурлыкать:
—Ты только посмотри, Коля, какие бывают породы, — Хозяйка шелестела
страницами книжки и совала ее под нос Хозяину. — Посмотри: это пойнтер,
шерстка, как шелк, даже на картинке видно. Не то, что у нашей Белки — чесать
станешь, не раздерешь лохмы, аж гребни летят…
— Как у тебя, — хмыкал Хозяин, отворачиваясь от книжки.
— Да ты только погляди, — еще ласковее мурлыкала Хозяйка. — Эта вот
собачища называется дог. А эта — боксер. Хи-хи, при чем тут боксер? Ну, да
ладно. А это — такса… Нет, такую я не хочу, шибко на крокодила походит…
— Ты никакую не хочешь,— сердито говорил Хозяин. — Есть вон Белка —
и хватит.
— Возьми ты ее себе! — взрывалась хозяйка. — Беспородная тварь! С ней
на улицу стыдно выйти! На таких на севере в собачьих упряжках ездят, а тут ее,
прынцессу, по городу прогуливай! У людей — собаки как собаки… Вон, у
Гетманенков — сеттер-гондон!
— Сеттер-гордон, дура, — поправлял Хозяин.
— Это… кто?! Это я дура?! — захлебывалась в истошном визге Хозяйка, а
Белка при этом, поджав хвост, убегала из кухни. — Кооператор несчастный!
Стр.3