ИЗ ЛИТЕРАТУРНОГО НАСЛЕДСТВА «СИБИРСКИХ ОГНЕЙ»
Исаак ГОЛЬДБЕРГ
ГРОБ ПОДПОЛКОВНИКА НЕДОЧЕТОВА
Одним из интереснейших прозаиков в литературе Сибири первой
половины XX века был Исаак Григорьевич Годьдберг (1884 — 1939).
Ис. Гольдберг родился в Иркутске, в семье кузнеца. Будущему писателю
пришлось рано начать трудовую жизнь. Удалось, правда, закончить городское
училище, но поступить, как мечталось, в Петербургский университет не
пришлось: девятнадцатилетнего юношу арестовали за принадлежность к группе
«Братство», издававшей нелегальный журнал. Ис. Гольдберг с головой
окунается в политические битвы: он вступает в партию эссеров, активно
участвует в революционных событиях 1905 года в Иркутске. В 1907 году его
ссылают сначала в Братский острог, потом на Нижнюю Тунгуску, где пробыл
он вплоть до 1912 года. Творческим итогом этой ссылки стала книга
«Тунгусские рассказы», где повествуется о тяжелой судьбе эвенков. И хотя
печататься Ис. Гольдберг начал рано, известность ему принесла именно эта
книга, ставшая для него своего рода аттестатом творческой зрелости.
Однако подлинный расцвет таланта Ис. Гольдберга начался в 20-х годах. К
этому времени автор отходит от политической деятельности и полностью
сосредоточивается на литературе. Писателя надолго захватывает героика
гражданской войны, борьба против колчаковщины, нашедшие отражение в
рассказах «Человек с ружьем», «Бабья печаль», «Попутчик», «Цветы на снегу»,
«Сладкая полынь» ну и, конечно же, — в большом цикле «Путь, не отмеченный
на карте», пронизанном сквозной мыслью о неизбежной гибели колчаковщины.
Причин такой «неизбежности», по мысли Ис. Гольдберга, две: могучий натиск
восставшего народа Сибири и разложение внутри самого колчаковского
воинства. И то, и другое Ис. Годьдбергу удалось художественно убедительно
доказать в своих произведениях о гражданской войне и прежде всего в одном из
лучших своих повествований «Гроб подполковника Недочетова».
В центре его — колчаковцы, убегающие от народного возмездия, которые
не брезгуют ничем ради спасения своей шкуры и награбленных ценностей. Ис.
Гольдберг держит читателя в постоянном напряжении и упругой пружиной
интриги с неожиданными ситуациями и ходами, и динамичностью. Вместе с тем
каждый из персонажей обрисован им психологически очень точно и глубоко,
сущность каждого высвечивается, что называется, до донышка.
И «Гроб подполковника Недочетова», опубликованный журнале
«Сибирские огни» в 1924 году (№4), и большая часть других рассказов о
Стр.1
гражданской войне написана Ис. Гольдбергом в приключенческоромантическом
ключе — ключе, отомкнувшем сердца миллионов читателей, о
чем свидетельствуют многочисленные переиздания произведений этого яркого
писателя.
Писал Ис. Гольдберг не только о гражданской войне. Есть у него романы
об индустриализации Сибири «Поэма о голубой чашке» и «Главный штрек»,
роман о колхозном движении «Жизнь начинается сегодня». Они в свое время
тоже имели определенный читательский успех. И все-таки в историю
литературы Ис. Гольдберг вошел прежде всего как автор оригинальных
рассказов о гражданской войне, один из которых мы сегодня вновь
воспроизводим на страницах нашего журнала.
1. Волчий поход.
Под Иркутском (где, в звенящем морозном январе, багрово плескались
красные полотнища) пришлось свернуть в сторону: идти снежным рыхлым
проселком, от деревни к деревне, наполняя их шумом похода, криками,
беспорядком.
Отряд растягивался версты на полторы. Скрипели розвальни, на которых
наспех был навален военный скарб, тяжело грузли в разжеванном, побуревшем
снегу кошевки, где укутанные одеялами, в дохах, озябшие, молча и хмуро
сидели офицеры. Позванивали пулеметы на санях, лениво и нехотя волочились
два орудия (остатки батареи). И между санями, розвальнями, позади и спереди
кошев хмуро шагали солдаты, взвалив на плечи небрежно (как лопаты)
винтовки, покуривая и переругиваясь.
На остановках в деревнях, деревенские улицы загромождались возами, в
избах становилось душно, как в бане, над крышами клубились густые дымы. А
крестьяне, сжимаясь и присмирев, опасливо поглядывали на гостей, которые
вели себя хозяевами: властно, с окриками, не терпя возражений.
В деревнях съедали всех кур, свиней, били скотину, разоряли зароды сена,
выгребали хлеб. А перед уходом сгоняли крестьянских лошадей и, отбирая
лучших, сильных, оставляли мужикам своих заморенных, со впавшими боками,
обезноженных, умирающих.
И некоторые хозяева, обожженные отчаяньем (Гнедка уводят!) шли потом
следом за отрядом, шли упорно, молчаливо, чего-то выжидая, на что-то надеясь.
На остановках, в некоторых избах (чаще всего там, где устраивались
шумные и дерзкие красильниковцы), вспыхивали песни, звенела гармошка, в
избу из избы шмыгали хлопотливые и раскрасневшиеся бабы. И возле таких изб
лениво толпились оборванные иззябшие солдаты: слушали, переговаривались,
завидовали.
Рано утром с грохотом, с шумом просыпались, будили хребтовую тишину
Стр.2
криками, редкими выстрелами, пением (звонко тянется извилистая нить в
морозном воздухе) трубы, конским ржанием. Беспорядочно, обгоняя друг друга,
вытягивались на дорогу. И верховые-красильниковцы (с потускневшими
черепами и скрещенными костями на обмызганных драных пасхах) наезжали на
пеших, злобно скаля зубы и замахиваясь нагайками.
Выбирались в грохоте, шуме (словно, ярмарка в самом разгаре) из деревни,
выходили на узкую, неуезжанную дорогу, взрыхляли снег по ясным чистым
обочинам, растягивались грязной, волнующейся, шумливой полосой.
Шли торопливо, от чего-то уходя, чему-то не доверяя. И порою слышали:
над смутным шумом многолюдья, над дорогой, над снежной зимней тайгою
вдруг из-за хребта протянется комариный гуд.
Там, в стороне, ближе к городам, кричали паровозы.
Тогда почти весь отряд на мгновенье замирал, и жадные уши ловили
потерянный и недосягаемый протяжный звук.
Когда уходили версты две от деревни, из распадков осторожно выходили
волки. Они выходили на следы, обнюхивали их; они приостанавливались,
слушали, потом снова шли. Изредка они начинали выть — протяжно, глухо,
упорно. И на этот вой из новых распадков выходили другие волки,
присоединялись к ним, шли с ними, останавливались, выли...
В деревнях, мимо которых проходил шумным неуемным потоком отряд,
слышали этот упорный волчий зык. Деревни настораживались. Деревни
суеверно крестились...
2. Зеленые ящики.
В кажущемся беспорядке, висевшем над отрядом, было нечто
организующее, спаивавшее всех единой волей, пролагавшее какую-то
непреходимую грань в этом хаосе. Были начальники (на которых издали
поглядывали злобно и настороженно), был штаб, который вырабатывал
невыполнимые планы, который что-то обсуждал, что-то решал. Были
начальники отдельных частей, друг друга ненавидевшие, один другому не
доверявшие. Были старые кадровые офицеры, кичившиеся своей военной
наукой и кастой; были только что произведенные в офицеры, уже нахватавшие
чинов, бахвалившиеся личной отвагой и дерзостью. Были привилегированные
конные части («гусары смерти», «истребители»), набившие руку на
карательных набегах; были мобилизованные, плохо обученные пехотинцы:
одни щеголяли хорошим оружием и были снабжены всем, другие волокли на
себе винтовки старого образца, тяжелые и ненадежные, и были плохо одеты, и у
них было мало патронов.
Среди военных в отряде вкраплены были (обветренные, обмороженные,
брюзжащие) какие-то штатские. Они тянулись в собственных кошевахкибитках,
у них много было чемоданов и узлов. На остановках они бегали в
Стр.3