С и б и р с к и е Огни
Художественно-литературный
и научно • публицистический
= журнал = = = = =
>
ВЫХОДИТ ОДИН Р А З
В ДВА
МЕСЯЦА
№ 4-5
Август—Октябрь
О
1925
f ИБИ»
К"*
; раева Й Парная
Четвертый год издания
СИБИРСКОЕ
КРАЕВОЕ
ИЗДАТЕЛЬСТВО
НОВОНИКОЛАЕВСК
Золотой клюв. <...> Ужели до семого десятку Марею не дожить? <...> Щипала до боли свою тугую и горячую грудь, упругие ноги, не мать
бы тут с сестрой сидели да на печке брат Сергунька,—молчаливая, потерявшая и зло и радость, человечья полуживая пласть—не они были тут,
так и покатилась бы по полу, с воем рвала бы на себе волосы, исстиран-
ный холст сарафана, билась бы головой об пол, чтобы оглохнуть, устать,
одуреть от боли и криков. <...> Дьячок Дормидонт, поднимая острый, всегда точно вынюхивающий
нос и осклабив бледные десны, подносил к поповскому, обросшему вололотке И пппя
фтт:
Д
Г Ж Н У Ю ¥ Ф Л Я Г У С а н и с о в к о й ' Тихонько чавкал при каждом
Хихикнул, поглаживая короткое горлышко пузатой
и хи
- - х и - и - и . <...> Утром дьячок Дормидонт обегал многие избы, собирал холсты. <...> *
Но Дормидонт хорошо уж знал алтайского заводского
мужика
в бесцерковных селах, привык зубоскалить в ответ на неласковые окрики
сельчан. <...> Игнаижу Лисягина колачивали парни, отца-же боял.сь трогать—
правая рука у попов, известен начальству—за каждый синяк на нем пришлось бы дорого платить высидкой в остроге, «игде клопы да мыши живьем
человека сжирают, а бьют два раза на дню, в обед да в ужин». <...> Имея о добром поведении заводских крестьян неусыпное старанчг.
главная контора Колывано-Вознесенских заводов его императорского велл
чества кабинета, сим приказывает... <...> Вез пол Ананий рапорт наисрочнейший в главную контору КолываноВознесенских заводов. <...> Когда огорошенный поп Ананий ушел, Гаврила Семеныч призвал главного секретаря. <...> Гаврила Семеныч снисходительно хмыкнул:
— Зачем-то ведь и платит кабинет сим казуистам божьим... есть
случаи, в коих ряса и крест нужнейшими помощниками являются... <...> — Тьфу!—громко <...>
Сибирские_огни_№4-5_1925.pdf
С.С.С.Р.
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Сибирские Огни
>
Художественно-литературный
и научно • публицистический
= журнал ==== =
ВЫХОДИТ ОДИН РА З В ДВА МЕСЯЦА
№ 4-5
О
Август—Октябрь
1925
Четвертый год издания
f ИБИ » К" *
; раева Й Парная
СИБИРСКОЕ
КРАЕВОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
НОВОНИКОЛАЕВСК
Стр.1
Золотой клюв.
(Окончание).
Анна Караваева.
5. Дело о девках.
В Орехове баб зовут по мужьям: Мареиха, Сергеиха, Петреиха...
Ореховские мужики, как и многие другие, бывают такие года—дома случаются,
как желанные гости. Верно, потому на бабье вдовье при живом муже
житье ложится прозвище мужа, как на главу семейства.
Мареиха просыпалась всегда раным-рано. Спешно ополаскивала сморщенное
лицо из глиняной носатки, что Еисела возле крыльца, торопно крестила
давно высохшую на мужичьей работе грудь и шла на сеновал будить
девок.
Торкнулась жилистым локтем в скрипучую дверь и крикнула:
— Ну-ка-ась! Девки! Продирай буркалы те...
За дверью не отзывались. Спали, видно, девки крепко. Мареиха
осердясь забила кулаками в дверь:
— Вот суки, прости восподи! Вста-ва-ать, чертяхи!
Сонный Ксюткин голос протянул сквозь зевок:
— Н-ну-у... Не реви-и... А... а., а.
— Вставай, ленивушша! Я пойду корове пойла дам. А ты пойди квашню
помесь.
Ксюта вяло подняла с пахучего сена свое отяжелевшее тело. Крепко
спала без снов, и просыпаться было все труднее—так бы вот лежала долго,
закинув руки, на мягком сене, и смотрела бы на голубой клок неба в оконце
на крыше. Но мать неугомонная, придет и стащит Дще с лесенки.
— Ой, ой!—торопно шепнула Ксюта, разглаживая расползшиеся
вширь бока. С сожалеющим вздохом оглядела себя: живот стал тугой, как
кочан осенний, выпятился вперед, вздуло груди, а вчера в ручье солнечном
видела Ксюта отражение своего лица с отекшими щеками и поблекшим
румянцем. Глядя на свой высокий живот, прошептала раздумчиво:
— Видно, парня рожу.
Совестилась только матери и потому с утра туго-на-туго обертывала
вокруг себя тонкий холст, морщась от боли и жалобно кряхтя. Неохота тож
и перед Иваном показать себя неуклюжей, как корова. Самая же страшная
мысль: вдруг поп приедет скоро! Ездя г больше попы из Бийска волосатые
Стр.2
брюхастые, жадные до сборов. И страшнее всего—«за грех» заставят деньги
платить. А откуда их возьмешь деньги-то? Только-бы поп дольше не
приехал.
Ксюта встряхнула толстой, свалявшейся косой, отгоняя тревожные мысли.
Затянулась полотенцем морщась, охая и жалея кого то в себе, родного,
Иванушкиного. Тихонько начала спускаться с лесенки.
Мареиха-же вышла на плетень за поскотину, где две кругловоких большемордых
коровы согласно замычали ей навстречу.
— Ну, ну, ксынюшки-и!
Мареиха поставила подойник и хотела было взяться за розовые набухшие
коровьи соски, как вдруг яркое пятно на пригорке у леса заставило старушечьи
глаза всмотреться зорко. Ясное дело, это бежала по тропке младшая
дочка Феня. Старуха мигом узнала ее ярко-синюю паневу с красными
полосами на подоле.
Мареиха пожевала губами,. нахмурила повылезшие брови и сердито
дернула вымя.
— Пог-годи ты, паскудница, я те зада-ам!.. Ишь... в новехоньку празднишну
паневу вздумала оболокнуться... на-кэся!
Девок своих Мареиха никогда не стесняла. К вечеру, как только поползут
тени от крыш по дороге, девки кончали работу по дому и шли вместе
с другими на берег Бии, где на высоком нагорьи шумит кедровыми верхушками
густой пахучий бор,
Мареиху не тэ рассердило, что Феня домой идет на утре, а обидела
новая панева—дочь не должна была трепать по лесу плоды долгой любовной
старухиной работы на тряских «краснах» в углу низкой избы.
Феня шла домой задами. Уже слышны были ее шаги между кустами и
хруст веток под тяжелым, плотным подолом синей полушерстины.
Еле успела Феня перелезть через плетень, как старуха сгребла у ней
с головы платок.
— Что... пакосница-'а... богата стала? Хто по лесам празнишну лопотину
таскает? Хто-о? А гля ча бусо одела?
У Мареихи бешено заколотилось сердце от обиды, дала дочери такого
подзатыльника, что отлетела Федосья в сторону, боязливо охорашивая от
коровьего пойла яркую украсу подола.
Опомнясь, сверкнула свирепо темнокарими глазами, поправила драгоценность
заветную, мелкие стеклянные буски, и крикнула звеняще, наполовину
со слезами.
— А колда и то празник-от щитать. Пока молода, да ядрена—вот и
праздничай... До твово доживешь, дык ниче не надобно... Чать, я с бережью
ношу... Работаешь, словно кобыла, да ишо гульнуть нельзя... Тятя дык жалобей
тебя, чует, как у младости сердце горит... А ты... словно кочерыга, али
пень-колода!
Дернула плечами, руки в бока и пошла спешно и сердито ко крыльцу.
Мареиха махнула рукой: востроязыка девка, не рад, что свяжешься... Да
ведь и то у девок слободских, как придут настоящие года, так и горе: и
выдал-бы замуж, а работа как? В свекрову семью прибыль, а от своей убыль
горькая.
Мареиха полезла руками под брюхо второй коровы. Привычно тянули
пальцы тугое вымя. Певуче цыркало молоко в- подойник.
Стр.3